The life-span of population of the Irkutsk Oblast

Abstract


The indicator of average life expectancy at birth is widely used as systemic indicator of population quality of life and health.The purpose of the study is to identify, to evaluate quantitative and structural changes of indicator of life expectancy at birth in population of the Irkutsk Oblast during 1990-2019.The data of life expectancy at birth was obtained from the Rosstat websites. The original calculations of survival tables were carried out using the databases of the Center for Demographic Research at the New Economic School. The analysis of trends was carried out using linear regression analysis. The analysis of role of exogenous and endogenous determination of mortality in formation of average life expectancy was carried out.In 1990-2005, in the Irkutsk Oblast, occurred change in ranking of causes of death that determined the greatest irrecoverable losses of population and reduction of indicator of average life expectancy at birth. The essence of this change is in abnormally high proportion of exogenous causes of mortality, especially class of external causes of mortality, in the structure of irreversible demographic losses. In the Irkutsk Oblast, in 2006-2019, occurred favorable changes in the structure of irrecoverable losses, testifying returning to modern type of mortality. During the same period, indicator of average life expectancy at birth increased.It is established that changes occurred since 2006 in the quantitative and structural indices of mortality and average life expectancy at birth are very positive. However, during demographic processes in 2020, the COVID-19 pandemic intervened. This factor is bringing negative impact on economy, and after that on social sphere and public health. The further course of development of social demographic situation in the Irkutsk Oblast, in particular, dynamics of indicator of average life expectancy at birth, will depend on success of activities of authorities of all levels in struggle with pandemic and overcoming crisis events in social economic development.

Full Text

Введение Важнейшей медико-демографической характеристикой, которая широко используется в качестве системного индикатора качества жизни и здоровья населения, является показатель средней ожидаемой продолжительности жизни (СОПЖ) [1-7]. Всестороннее исследование, анализ количественных, структурных и динамических характеристик показателя СОПЖ позволяет выявлять особенности и специфику формирования социально-экономической и демографической ситуации в регионах, а также оценивать значимость факторов, блокирующих или тормозящих развитие территорий. При всей информационно-содержательной емкости показателя далеко не всегда удается правильно и в полной мере оценивать эту характеристику в причинно-следственном и структурно-количественном аспектах, а также определять тенденции ее изменения. Особую важность и значимость имеет исследование данной проблемы в восточных регионах (Сибирь, Дальний Восток), где в постсоветский период течение социально-экономических процессов характеризуется рядом негативных проявлений [8-15]. Цель исследования - выявление, оценка количественных и структурных изменений показателя СОПЖ населения Иркутской области в период 1990-2019 гг. Материалы и методы Данные о показателях СОПЖ в Российской Федерации (РФ) в целом, отдельных федеральных округах, Иркутской области получены на сайтах Росстата [16]. Проведены собственные расчеты показателей таблиц дожития с использованием базы данных по смертности, рождаемости и численности населения Центра демографических исследований Российской экономической школы [17]. Анализ трендов осуществляли методом линейного регрессионного анализа с помощью программы SPSS (IBM, США). Заключение о наличии статистически значимого тренда делали при достижении уровня значимости менее 0,05. Проведен анализ роли экзогенной и эндогенной детерминации смертности в формировании показателя СОПЖ. Результаты исследования Динамика показателя СОПЖ Динамика показателя СОПЖ в РФ и ее регионах, в частности в Сибирском федеральном округе (СФО) и Иркутской области, в 1990-2019 гг. наглядно отражала изменения, происходившие в социально-экономической сфере, качестве жизни, здоровье населения (табл. 1). Выраженное ухудшение демографической ситуации первоначально произошло в 1993-1995 гг., когда в стране стали осуществляться масштабные либеральные экономические реформы. В эти годы показатель СОПЖ по РФ по сравнению с 1990 г. (69,2 года) снизился до значений 65,0-63,9 года, в СФО - с 67,9 до 61,8-63,2 года; в Иркутской области - с 66,5 до 60,0-61,4 года. Следовательно, из рассматриваемых административных объектов наиболее низкие значения СОПЖ в первой половине 1990-х годов были зарегистрированы в Иркутской области, где они были даже ниже среднего уровня по СФО. ps202202.4htm00045.jpg В 2000-2005 гг. наблюдалось новое обострение демографической ситуации, детерминированное последствиями дефолта 1998 г. и другими негативными процессами в общественном развитии. Но в 2000-е годы постепенно все более заметную позитивную роль в течении демографических процессов стал играть фактор благоприятной для страны международной стоимостно-ресурсной конъюнктуры: повышение с 1999 г. мировых цен на нефть, газ, металлы - основные экспортные товары России, что вызвало огромный приток валюты в страну и привело к заметному экономическому росту и повышению уровня жизни населения [18]. Влияние данного фактора постепенно нарастало и к 2006 г. смогло в значительной мере компенсировать и даже превысить негативное влияние последствий социально-экономического кризиса. По этой причине после 2005 г. в стране стала улучшаться демографическая ситуация: последовательно снижалась смертность и повышался показатель СОПЖ (см. табл. 1). Мы провели сравнительный анализ динамики показателей СОПЖ: среднероссийских, в ЦФО и СФО, а также в Иркутской области. ЦФО взят для сравнения как макрорегион, в котором (наряду с Северо-Кавказским федеральным округом - СКФО) в период наблюдения регистрировались самые высокие в стране показатели СОПЖ. Динамика изменений показателей СОПЖ в 2006-2018 гг. во всех вышеперечисленных административных объектах была аппроксимирована линейной функцией. При этом статистическая значимость тренда характеризовалась следующими параметрами: в РФ - F=1062,1; p<0,0001; R2=0,989; в ЦФО - F=666,7; p<0,0001; R2=0,983; в СФО - F=872,3; p<0,0001; R2=0,987; в Иркутской области - F=267,5; p<0,0001; R2=0,960. В Иркутской области в течение всего периода демографического подъема (2006-2019) сохранялось отставание по показателю СОПЖ от среднего значения по СФО (ниже на 0,9-2,0 года, разрыв между показателями сокращался к концу периода). Более значительным было отставание от среднего значения СОПЖ по ЦФО (на 3,7-5,3 года, разрыв между показателями увеличивался к концу периода) и РФ в целом (разрыв между показателями в 2007 г. составил 2,9 года, в дальнейшем он увеличился и составлял в основном 3,6-3,7 года). Следовательно, динамику показателя СОПЖ в Иркутской области и СФО в целом нельзя назвать «догоняющей» показатели ЦФО и РФ. Напротив, при общей позитивной динамике показателя в Сибири этот процесс шел медленнее. Следовательно, разрыв в показателях СОПЖ между регионами европейской и восточной частей России сохранился и даже увеличился. Различия в показателях ожидаемой продолжительности жизни мужчин и женщин Эти различия обусловлены показателями полового диморфизма смертности - степенью превышения мужской смертности над женской. Данный феномен обусловлен взаимодействием биологических [19-22] и социально-экологических [7, 22, 23] факторов. Для всех развитых стран характерно в той или иной мере превышение мужской смертности над женской. Половой диморфизм смертности и, соответственно, продолжительности жизни, сильно варьирует в разных странах. В последнее время разница в продолжительности жизни мужчин и женщин в большинстве развитых стран составляет от 6 до 8 лет [24, 25]. В течение периода наблюдения разрыв в продолжительности жизни мужчин и женщин Иркутской области составлял от 11,3 до 15,3 года (табл. 2). Следовательно, показатели полового диморфизма СОПЖ в регионе существенно превышали таковые развитых стран. Наиболее значительные различия между показателями мужчин и женщин отмечены в 1993-1994 гг. (14,1-14,6 года) и в 1999-2005 гг. (14,0-15,3 года). Анализ этих характеристик свидетельствует о том, что очень высокие показатели полового диморфизма смертности и продолжительности жизни наблюдаются в годы наибольшего социально-экономического неблагополучия, т. е. эти характеристики так же, как и показатели смертности, являются важными индикаторами качества жизни населения. ps202202.4htm00047.jpg Классами причин смерти, обусловливающими наибольшие безвозвратные потери населения и в наибольшей степени сокращающими СОПЖ населения Иркутской области, являются болезни системы кровообращения, новообразования, внешние причины смертности. Эти три класса обусловили в 2019 г. 78,3% смертности мужчин и 77,2% смертности женщин (табл. 3, 4). В 1950-е годы французский демограф Ж. Буржуа-Пиша сформулировал концепцию, согласно которой следует различать два типа смертности: традиционный, который определяется преимущественно экзогенными факторами, и современный, детерминируемый преимущественно эндогенными факторами [26]. Переход от традиционного типа смертности к современному является одной из причин резкого увеличения ожидаемой продолжительности жизни, изменения структуры смертности в обратном направлении свидетельствуют о явлениях регресса (негативных изменениях общественного здоровья) и ведут к снижению ожидаемой продолжительности жизни. Ж. Буржуа-Пиша относил к числу экзогенных причин смерти болезни органов дыхания, инфекционные и паразитарные болезни, травмы и отравления, а к числу эндогенных - болезни системы кровообращения и новообразования. Современные авторы в группу экзогенных причин включают также класс болезней органов пищеварения [27]. В анализе мы используем вышеуказанный подход. ps202202.4htm00049.jpg В 1980-е годы в структуре смертности населения Иркутской области первое ранговое место занимал класс болезней системы кровообращения, второе - класс новообразований, третье - класс внешних причин заболеваемости и смертности, четвертое - класс болезней органов дыхания. Такое ранговое соотношение основных классов причин смерти в регионе, как и в России в целом, приближалось к структуре смертности в экономически развитых странах. Но, в отличие от России и ее регионов, в развитых странах Запада класс внешних причин имеет значительно меньший удельный вес в структуре смертности и находится на 3-5 пунктов ниже третьего рангового места. В условиях происходившего в 1990-е годы и в первой половине 2000-х годов системного социально-экономического кризиса в Иркутской области (как и в других регионах) при возросшем уровне общей смертности особенно сильно увеличилась смертность по классу внешних причин - несчастных случаев (травм и отравлений), убийств, самоубийств (см. табл. 3, 4). Наибольшие безвозвратные потери именно по данному классу отражали крайнюю степень социального (точнее, психосоциального) неблагополучия, в котором оказалось российское общество. При этом произошло существенное отклонение от современного типа смертности: в структуре смертности мужчин класс внешних причин переместился на второе ранговое место, оттеснив на третье место класс новообразований. Так, в 1995 г. в структуре смертности мужчин класс болезней системы кровообращения занимал первое ранговое место (33%), класс внешних причин смертности - второе (27,9%), класс новообразований - третье (12%; см. табл. 3). В структуре смертности женщин класс болезней системы кровообращения также занимал первое ранговое место (34,7%), класс новообразований - второе (12,4%), класс внешних причин смертности - третье (11,2%). ps202202.4htm00051.jpg Даже при возникшем после 2005 г. выраженном тренде снижения уровня смертности, в том числе по классу внешних причин, в мужском контингенте такая структура смертности сохранялась вплоть до 2015 г. включительно. Лишь с 2016 г. в мужской субпопуляции в иерархии причин смерти класс новообразований вновь занял второе ранговое место, а класс внешних причин смертности - третье. Считаем нужным обратить внимание на очень специфический класс, обозначаемый как «Симптомы, признаки и отклонения от нормы, выявленные при клинических и лабораторных исследованиях, не классифицированные в других рубриках». Обычно в структурном анализе смертности данный класс не рассматривают, поскольку в него включают самые разные случаи смерти, причины которых либо не установлены, либо сомнительны. Однако, по мнению ряда авторов, исследовавших эту проблему, указанный класс можно считать резервуаром травматической смертности, ее латентной составляющей [28-30]. По нашим данным, в самой острой фазе социально-экономического кризиса этот класс вносил вклад в общую смертность трудоспособного населения Иркутской области, сопоставимый с вкладом классов болезней органов дыхания и пищеварения. Неслучайно самые высокие показатели смертности мужского населения по данному классу отмечались с 1994 по 2015 г., т. е. в период максимального подъема общей смертности и смертности от внешних причин (см. табл. 3). Следовательно, большой процент случаев смерти по данному классу в условиях кризиса был детерминирован экзогенными факторами. Заключение В период 1990-2005 гг. в Иркутской области произошло изменение ранговых мест причин смерти, обусловливавших наибольшие безвозвратные потери населения и сокращение показателя средней ожидаемой продолжительности жизни. Суть этого изменения - в аномально высоком удельном весе экзогенных причин смертности, особенно класса внешних причин смертности, в структуре безвозвратных демографических потерь. В 2006-2019 гг. в Иркутской области наблюдались благоприятные изменения в структуре безвозвратных потерь, свидетельствующие о возврате к современному типу смертности. В этот же период возрастал показатель СОПЖ в виде значимого линейного тренда (R2=0,960). Такие изменения количественно-структурных показателей смертности и СОПЖ следует расценивать как весьма позитивные. Однако динамика этих показателей в ближайшем будущем вызывает определенную тревогу, поскольку в течение демографических процессов в 2020 г. неожиданно вмешалась возникшая пандемия COVID-19. Данный фактор, скорее всего, окажет (и уже оказывает) негативное влияние как на мировую, так и на российскую экономику, а вслед за этим - на социальную сферу и общественное здоровье. Таким образом, дальнейший ход развития социально-экономической и медико-демографической ситуации в Иркутской области, в частности динамика показателя СОПЖ, будет зависеть от успешности действий власти всех уровней по борьбе с пандемией и преодолению кризисных явлений в социально-экономическом развитии. Исследование не имело спонсорской поддержки. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

About the authors

Ya. A. Leshchenko

The Federal State Budget Scientific Institution “The Eastern Siberian Institute of Medical Ecological Studies”


A. A. Lisovtsov

The Federal State Budget Scientific Institution “The Eastern Siberian Institute of Medical Ecological Studies”

Email: a.a.lisovtsov@gmail.com

References

  1. Вишневский А. Г. Россия: демографические итоги двух десятилетий. Мир России. 2012;(3):3-40.
  2. Бойцов С. А., Самородская И. В., Ватолина М. А. Взаимосвязь ожидаемой продолжительности жизни с показателями, влияющими на качество жизни по данным рейтингового агентства «РИА Рейтинг». Медицинские технологии. Оценка и выбор. 2014;(2):55-9.
  3. Вишневский А. Г. Смертность в России: несостоявшаяся вторая эпидемиологическая революция. Демографическое обозрение. 2014;1(4):5-40.
  4. Козлова О. А., Шеломенцев А. Г., Трушкова Е. А. Влияние экологических факторов на показатели ожидаемой продолжительности жизни населения Свердловской области. Электронный научный журнал «Социальные аспекты здоровья населения». doi: 10.21045/2071-5021-2018-64-6-12. Режим доступа: http://vestnik.mednet.ru. 29.12.2018 (дата обращения 28.04.2020).
  5. Колосницына М. Г., Коссова Т. В., Шелунцова М. А. Факторы роста ожидаемой продолжительности жизни: кластерный анализ по странам мира. Демографическое обозрение. 2019;6(1):124-50.
  6. Кашепов А. В. Экономические факторы смертности и ожидаемой продолжительности жизни. Социально-трудовые исследования. 2019;(4):20-35.
  7. Родионова Л. А., Копнова Е. Д. Гендерные и региональные различия в ожидаемой продолжительности жизни в России. Вопросы статистики. 2020;27(1):106-20. doi: 10.34023/2313-6383-2020-27-1-106-120
  8. Соболева С. В., Смирнова Н. Е., Чудаева О. В. Здоровье населения Сибири: риски и их измерители. Регион: экономика и социология. 2010;(2):223-41.
  9. Соболева С. В., Смирнова Н. Е., Чудаева О. В. Риски в формировании демографического потенциала Сибири. Регион: экономика и социология. 2011;(4):98-115.
  10. Григорьев Ю. А., Соболева С. В. Экзогенная и эндогенная детерминация смертности в Сибирском Федеральном округе. Регион: экономика и социология. 2012;74(2):86-103.
  11. Соболева С. В. Демографическая ситуация в Сибири на фоне общероссийских тенденций. Регион: экономика и социология. 2014;82(2):97-115.
  12. Мотрич Е. Л. Демографическая ситуация на Дальнем Востоке России: основные тренды и вызовы. Народонаселение. 2016;1(1):25-33.
  13. Хасанова Р. Р. Особенности смертности населения в Дальневосточном федеральном округе. Уровень жизни населения регионов России. 2017;176(2):58-64.
  14. Leshchenko Ya. A., Lisovtsov A. A. Changes in death rate in federal districts of Russia in the period of 1990-2017.International Scientific Conference «Information Society: Health. Economics and Law». Institute of Continuing Professional Education. Irkutsk; 2019. Р. 74-82.
  15. Лещенко Я. А., Лисовцов А. А. Тренды смертности населения Иркутской области в процессе социально-экологических трансформаций (1989-2017 гг.). Гигиена и санитария. 2019;98(10):1141-7. doi: 10.18821/0016-9900-2019-98
  16. Единая межведомственная информационно-статистическая система. Режим доступа: https://fedstat.ru/(дата обращения 18.02.2020).
  17. Центр демографических исследований Российской экономической школы. Режим доступа: http://demogr.nes.ru/ (дата обращения 17.02.2020).
  18. Аганбегян А. Кризис. Беда и шанс для России. М.: АСТ, Астрель; 2009. 285 с.
  19. Грошев И. В. Медико-социологический анализ рождаемости, заболеваемости и смертности с учетом половых, возрастных и гендерных различий. Вестник Тамбовского университета. Серия: Естественные и технические науки. 2008;13(2-3):157-68.
  20. Kalin M. F., Zumoff B. Sex hormones and coronary disease: a review of the clinical studies. Steroids. 1990 Aug;55(8):330-52. doi: 10.1016/0039-128x(90)90058-j
  21. Rogers R. G., Everett B. G., Onge J. M., Krueger P. M. Social, behavioral, and biological factors, and sex differences in mortality. Demography. 2010;47(3):555-78. doi: 10.1353/dem.0.0119
  22. Van Oyen H., Nusselder W., Jagger C, Kolip P., Cambois E., Robine J. M. Gender differences in healthy life years within the EU: an exploration of the «health-survival» paradox.Int. J. Public Health. 2013;58(1):143-55. doi: 10.1007/s00038-012-0361-1
  23. Зайцева Н. В., Онищенко Г. Г., Попова А. Ю., Клейн С. В., Кирьянов Д. А., Глухих М. В. Социально-экономические детерминанты и потенциал роста ожидаемой продолжительности жизни населения Российской Федерации с учетом региональной дифференциации. Анализ риска здоровью. 2019;(4):14-29.
  24. Life expectancy at birth, male (years). Available at: https://data.worldbank.org/indicator/SP.DYN.LE00.MA.IN (accessed 18.06.2020).
  25. Мингазов И. Ф., Герасимова Э. В., Семенова Е. В. О динамике ожидаемой при рождении продолжительности жизни населения Новосибирской области. В кн.: Современные аспекты формирования здорового образа жизни. Материалы VIII региональной научно-практической конференции. 29 марта 2019 г. Новосибирск: НГМУ; 2019. C. 128-31.
  26. Bourgeois-Pichat J. Essai sur la mortalite biologique de l’homme. Population. 1952;(3):381-94.
  27. Григорьев Ю. А., Соболева С. В. Экзогенная и эндогенная детерминация смертности в Сибирском федеральном округе. Регион: экономика и социология. 2012;(2):86-103.
  28. Семенова В. Г., Евдокушкина Г. Н., Гаврилов Л. А. Cоциально-демографические потери, обусловленные смертностью населения России в период реформ (1989-2007 гг.). Социальные аспекты здоровья населения: сетевой научный журнал. 2009;(1). Режим доступа: http://vestnik.mednet.ru/content/view/103/30/lang.ru/ (дата обращения 06.09.2020).
  29. Иванова А. Е., Сабгайда Т. П., Семенова В. Г., Запорожченко В. Г., Землянова Е. В., Никитина С. Ю. Факторы искажения структуры причин смерти трудоспособного населения России. Социальные аспекты здоровья населения: электронный научный журнал 2013;(4). Режим доступа: http://vestnik.mednet.ru/content/view/491/27/lang.ru/ (дата обращения 06.09.2020).
  30. Вайсман Д. Ш. Система анализа статистики смертности по данным «Медицинских свидетельств о смерти» и достоверность регистрации причин смерти. Социальные аспекты здоровья населения: электронный научный журнал. 2013;2(30). Режим доступа: http://vestnik.mednet.ru/content/view/465/30/lang,ru/ (дата обращения 06.09.2020).

Statistics

Views

Abstract - 73

Cited-By


PlumX

Dimensions


Copyright (c) 2022 АО "Шико"

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivatives 4.0 International License.

Mailing Address

Address: 105064, Vorontsovo Pole, 12, Moscow

Email: ttcheglova@gmail.com

Phone: +7 903 671-67-12

Principal Contact

Tatyana Sheglova
Head of the editorial office
FSSBI «N.A. Semashko National Research Institute of Public Health»

105064, Vorontsovo Pole st., 12, Moscow


Phone: +7 903 671-67-12
Email: redactor@journal-nriph.ru

This website uses cookies

You consent to our cookies if you continue to use our website.

About Cookies