Abstract

Abstract

The review analyzes the reconstruction by Daria Sambuk of the development of system of medicine administration in Russia and the role in this process of social groups . The monograph is an interdisciplinary study on junction of social history of medicine and new imperial history. This review is focused on problematic comprehension of the subject of monograph. In addition to that, the questions are formulated for further discussion.

Full Text

Монография Дарьи Самбук посвящена истории российской медицины эпохи раннего Просвещения. Автор поместила проблему управления медициной в контекст развития социальных структур общества. При этом она рассматривает становление и эволюцию системы здравоохранения как часть государственного строительства, затрагивая тем самым проблемы империостроительства. Такая установка делает исследование интердисциплинарным и обогащает историографию социальной истории российской медицины имперского периода. Д. Самбук поставила задачу изучить, каким образом забота о населении стала объектом административного нормирования и какую роль в медицине играли различные социальные группы. Отталкиваясь от рассуждений Мишеля Фуко о медикализации, автор книги внесла коррективы в этот термин. Это было новое видение медицинской культуры, которое нуждалось в адаптации к местным представлениям о нормах, болезни и здоровье. «Медикализация, таким образом, - утверждает Самбук, - означала не подчинение нормам, а их частичное исполнение, связанное с многочисленными процессами коммуникации и адаптации» [1, с. 19]. Исследовательница выделяет три основных актора медицинской сферы: центральные органы управления, которые задавали рамки развитию медицинской сферы, местные органы управления, которые отвечали за внедрение заданных центром норм и обеспечение обмена информацией, и местные жители, которые были объектом, адресатом и творцом медицинской политики. Исследование основано на документах центрального и трех региональных архивов (Ярославской, Тамбовской и Воронежской губерний), а также широком круге опубликованных источников. Автор ведет повествование с 1762 г., т. е. со времени вступления на престол Екатерины II, задавшей на длительное время направление развитию медицинской политики в империи. Хронологические рамки исследования замыкаются 1831 г. - годом, когда страну охватила эпидемия холеры, ставшая испытанием для управленческих и коммуникационных структур, существовавших со времени реформ 1775 г. Книга состоит из введения и пяти разделов, каждый из которых посвящен анализу отдельного аспекта формирующейся медицинской системы. Первая глава описывает контекст и мотивы реформирования медицинской сферы во второй половине XVIII - начале XIX в. Вторая глава смещает акцент с изучения государственных структур и исследует положение местных практикующих врачей, их образование и социальное происхождение. Третья глава анализирует госпитали, лазареты и больницы как места государственной медицины. Четвертая глава посвящена анализу сотрудничества правительства с населением, прежде всего представителями местной элиты, в вопросе организации врачебного дела в империи. Последний раздел выполняет функцию заключения. В нем рассматривается эффективность применения государственных мер в борьбе с эпидемией холеры в 1830-1831 гг. Согласно конструктивистскому подходу, эпидемии ставили под угрозу легитимность существующей политической системы. В историографии существует мнение, что реакция правительства на эпидемии диктовалась господствующим политическим дискурсом. Так, абсолютизму, преследовавшему цель сохранения политической структуры, было свойственно разделение контагонистских представлений о возникновении заразы, что приводило к закрытию границ и прекращению торговли на время эпидемии. И наоборот, миазматические объяснения распространения болезней ассоциировались с либерализмом и соответствующими методами борьбы, направленными больше на защиту частных интересов, чем государственных [2]. Согласно Д. Самбук, к моменту появления холеры забота о здоровье гражданского населения уже более полувека служила важной темой городского управления, была создана сеть местных медицинских органов власти, на которые возлагались большие надежды. Эпидемия стала, таким образом, испытанием для государственных и общественных структур, составляющих новую российскую медицинскую систему. К несомненным достоинствам исследования можно отнести разоблачение уже устоявшихся в историографической традиции постулатов. Так, автор развенчала существующий в российской историографии миф о непрофессионализме, пришлости и старости провинциальных врачей [3, с. 554]. Обращение к архивам убедило исследовательницу в том, что число иностранных специалистов постепенно уменьшалось, среди врачей преобладали выходцы из духовного сословия. Средний возраст вступления врача в гражданскую службу составлял 30 лет. В этом смысле анализ Д. Самбук подтверждает выводы социальных историков медицины о росте числа врачей в XIX в. и об их низком социальном происхождении, прежде всего из семей священнослужителей [4, с. 61]. Автору удалось пересмотреть общепринятое мнение о том, что комплектование гражданской сферы медицинскими чиновниками шло по остаточному принципу, при котором приоритет отдавался военной сфере. Она обосновала свое несогласие с предположением Дж. Т. Александра о том, что в силу частых войн Екатерина II была вынуждена заботиться прежде всего о военной медицине. Исследовательница утверждает бесполезность противопоставления военных и гражданских интересов в сфере обеспечения медицинской помощью, поскольку оба ведомства в одинаковой степени страдали от одних и тех же проблем. Пересмотру подвергается также утвердившееся в историографии мнение о недостатке врачей как абсолютной данности. Автор утверждает, что в условиях нехватки врачей государство было вынуждено проявлять гибкость и готовность идти на компромисс. Д. Самбук наглядно продемонстрировала, что снабжение гражданской медицинской сферы было организовано лучше, чем военной. Доля незанятых позиций в армии и на флоте оставалась выше, комплектование врачами гражданского ведомства шло быстрее: число медицинских чиновников в армии и на флоте в 1804 г. выросло по сравнению с 1800 г. всего на 22%, по гражданской части - на 43% [1, с. 152]. К началу XIX в. наряду со штатом медицинских чиновников функционировала группа нелицензированных целителей. Позиция государства по отношению к этой группе была амбивалентна. С одной стороны, оно ограничивало их деятельность, стремясь поддерживать монополию академического знания в медицинской сфере. С другой стороны, нехватка врачей диктовала необходимость искать способы их интеграции в созданные государством рамки. Автор утверждает, что в лечении граница между способами научной и народной медицины была настолько нечеткой, что методы лечения практически не отличались друг от друга. Поэтому конфликт между лицензированными врачами и местным населением возникал лишь тогда, когда врачи воспринимались народом не как носители медицинского знания, а как представители государственной власти, не вызывающей доверия. В этом смысле выводы Д. Самбук подтверждают наблюдения М. Линдеманн [5] и Р. Портер [6] о существовании между официальной и народной медициной каналов взаимодействия, через которые целители обменивались достижениями и практиками. Исследование продемонстрировало, что, несмотря на все недостатки, целевая установка государства по учреждению в каждом уездном городе по одной больнице была достигнута как минимум в Ярославской, Тамбовской и Воронежской губерниях. Невольно напрашивается вопрос о том, как обстояло дело в других регионах империи. Особенно интересно было бы сравнить данные, полученные Д. Самбук о центральных губерниях, с тем, как развивалось строительство больниц в восточных и южных районах государства. Осознанное ограничение исследовательского интереса географическими рамками делает его открытым для дальнейшей дискуссии. В целом автору удалось интегрировать исследование в международный контекст, не ретушируя российскую «особость». Она убедительно показывает, что медикализация в России была частью программы просвещенного европейского абсолютизма, при этом подчеркивает, что процесс заимствования не был простым, он требовал осторожной адаптации европейских практик. Странно, что исследовательница ограничилась континентальной Европой и не обратилась к колониальному опыту европейских держав. Колониальные правительства сталкивались с примерно такими же проблемами, что и русские администраторы в отдаленных губерниях. Врачи в обоих случаях выступали экспертной группой, способствующей интеграции присоединенных к государственному телу империи территорий и сталкивались с целым рядом описанных в монографии трудностей, таких как, например, поиски путей взаимодействия с местным населением или пересечение интересов научной и народной медицины. Расширение проблемного поля позволило бы поставить новые для имперской истории исследовательские задачи. Необходимо отметить, что работа Д. Самбук внесла вклад в изучение социальной истории российской медицины, показала участие различных акторов в создании системы управления медициной как части процесса империостроительства. Исследование поддержано Российским научным фондом (проект № 19-48-04110) и Немецким научно-исследовательским сообществом (DFG). Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.