The self-preserving behavior of Russian population: dispositions and risks
- Authors: Shapovalova I.S.1, Vangorodskaya S.A.1, Polukhin O.N.1, Peresypkin A.P.1, Kisilenko A.V.1
- Affiliations:
- The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education “The Belgorod State National Research University”
- Issue: Vol 28, No 1 (2020)
- Pages: 44-51
- Section: Articles
- URL: https://journal-nriph.ru/journal/article/view/239
- DOI: https://doi.org/10.32687/0869-866X-2020-28-1-44-51
- Cite item
Abstract
Full Text
Введение В последние десятилетия наблюдается неуклонный рост внимания научного сообщества и субъектов управления к изучению проблемы сохранения и укрепления здоровья населения. Поводом к тому стало неуклонное снижение показателей здоровья всех возрастных групп на фоне роста «потребительского» отношения к нему. При этом, согласно результатам исследований, наиболее легкомысленное отношение к своему здоровью демонстрируют те социально-демографические категории населения, от которых в значительной степени зависит экономическое, политическое и социальное благополучие общества (молодежь и работающее население). Негативные тенденции, связанные с ухудшением показателей здоровья населения России, обусловлены не только и не столько социально-экономическим кризисом последних лет, нарастанием процессов социальной напряженности в обществе, ухудшением экологической обстановки и реформированием системы здравоохранении. Одной из причин подобного положения дел является несформированность поведенческих паттернов, направленных на сохранение и укрепление здоровья. Самосохранительное поведение как система действий и отношений индивида к своему здоровью позволяет охарактеризовать ценностно-мотивационную структуру личности и ценность здоровья в ней. При этом ценность здоровья имеет парадоксальный характер: занимая высокие позиции в структуре жизненных ценностей личности, различных социальных групп, оно на поведенческом уровне оказывается одним из главных ресурсов достижения других, более значимых, целей. Укрепившиеся представления населения о том, что за здоровье несет ответственность Министерство здравоохранения, нейтрализуют позицию собственной активности личности в области здоровья. В современных условиях вопросы культуры самосохранительного поведения приобретают особую актуальность, переводя дефиницию здоровья из чисто медицинской категории в разряд факторов национальной безопасности, от которых зависит не только благополучие, но и физическое существование государства. В связи с этим перед российской наукой остро встает вопрос поиска форм и методов увеличения продолжительности жизни и сохранения русской нации в целом. Достижение данного результата невозможно без формирования соответствующих моделей самосохранительного поведения. Концепция самосохранительного поведения, сформулированная А. И. Антоновым, инициировала повышение исследовательского интереса к изучению поведенческих факторов, влияющих на состояние индивидуального здоровья. При этом большая часть отечественных исследователей, продолживших изучение данного социального феномена с позиций концепции диспозиционной регуляции социального поведения В. А. Ядова [1-3], взяли за основу сформулированное А. И. Антоновым определение самосохранительного поведения как системы действий и отношений, направленных на сохранение здоровья в течение полного жизненного цикла, на установку продления срока жизни в пределах этого цикла [4]. В ряде исследований последних лет в качестве синонимичных дефиниций «самосохранительного поведения» используются такие понятия, как «здравоохранительное поведение» [5], «здоровьесберегающее поведение» [6-9], «поведение, связанное со здоровьем» [10]. Самосохранительное поведение зачастую рассматривается в качестве составной части более широких понятий, входящих в предметное поле социологии здоровья. Так, И. В. Журавлева относит самосохранительное поведение к числу основных показателей «отношения к здоровью» - социального явления, определяемого как «сложившаяся на основе имеющихся у индивида знаний оценка собственного здоровья, осознание его значения, а также действия, направленные на изменение состояния здоровья» [2]. Теоретический анализ и результаты поисковых исследований приводят нас к пониманию, что самосохранительное поведение по своей сути представляет собой результат воздействия сложной комбинаторики разнородных факторов, образующих конфигурации различных уровней и систем воздействия. Факторные конфигурации приводят к возникновению предпосылок для становления показателей самосохранительного поведения, значения которых определяют типы моделей самосохранительного поведения, присущие обществу в данный период времени. В свою очередь конфигурация системно-значимых моделей самосохранительного поведения определяет метамодель самосохранительного поведения, самосохранительную парадигму и самосохранительный статус общества (во временнóм или территориальном ракурсе). Таким образом, мониторинг факторов и подтверждение каузальных откликов в самосохранительных дисцозициях и поведенческих рядах населения даст нам возможность говорить о возможной смене национальной ментальной парадигмы в контексте реформирования отрасли здравоохранения. Материалы и методы В 2018 г. Международным центром социологических исследований Белгородского государственного национального исследовательского университета был проведен массовый опрос жителей Центрального федерального округа (ЦФО; n=1067; доверительный интервал 95%; ошибка выборки 3%). Выборочное исследование было построено по типу многоступенчатой квотной выборки. В качестве первой ступени выбора выступил регион. Регионы были отобраны на основе проведенного поискового исследования оценки показателей здоровьесбережения и определения его региональных трендов. Основными критериями отбора стали показатель смертности и динамика смертности в регионах (см. рисунок). В первой ступени отбора были использованы в том числе и ограничения, связанные с повышенным показателем миграции. Так, в выборку исследования не вошли центральные регионы ЦФО: г. Москва и Московская область. ps202001.4el00031.jpg Таким образом, в выборке были определены два региона с наименьшим показателем смертности (Белгородская область, Калужская область), два региона с наибольшим показателем смертности (Тверская область, Тульская область), два региона с наибольшей динамикой коэффициента смертности (Ивановская область, Тульская область), два региона с наименьшей динамикой смертности (Липецкая область, Орловская область), два региона, имеющие средние показатели смертности и ее динамики (Воронежская область, Курская область). В опросе участвовали 9 регионов из 18 субъектов ЦФО, что составило 50% их общей совокупности и дало возможность показать полную картину, характерную для ЦФО. ps202001.4el00033.jpg Второй ступенью стало определение квот, отраженных в проекте выборки (табл. 1). Целевыми квотами исследования стали место жительства, пол и возраст респондентов. В основе построения проекта выборки были использованы данные официальной статистики. Отдельные аспекты данного исследования можно увидеть в трудах С. А. Вангородской [11-13], И. С. Шаповаловой и соавт. [14, 15]. Результаты исследования Проведенный массовый опрос среди населения Центрального региона России позволил определить диспозиции и установки самосохранительного поведения и удельный вес групп относительного и абсолютного риска по отношению к здоровью. Так, при определении ранга ценности здоровья в аксиологической шкале россиян было установлено, что данная ценность - приоритет у жителей Центрального региона России. Крепкое здоровье (52,7%) включено в тройку лидирующих ценностей, ее сопровождают семья (51,8%) и высокий доход (40,8%), при этом отрыв от последнего составляет более 10 пунктов. Менее значимы (находятся во второй ранговой группе, не составляют и близко конкуренции здоровью) наличие собственного жилья (28,3%), хорошая работа (25,6%), уверенность в себе (20,5%). Определяя свою ключевую диспозицию по отношению к здоровью, респонденты разделились в своем большинстве между утверждениями о бесспорном главенстве здоровья (40,8%) и его важности наряду с другими компонентами жизни (40%). Жертвовать своим здоровьем ради заработков, увлечений согласны 13%, что вместе с группой попустительски относящихся к своему здоровью составляет 18,2%. Таким образом, в разделении типов мы изначально начинаем работать именно с такой группой условного, относительного риска, фактически это 1/5 всего населения. Определяя портрет «здорового человека», 41,7% указали в качестве субъектов жителей экологических территорий и одновременно с этим людей без вредных привычек (31,9%), оптимистов (35,1%), тех, кто много внимания уделяет собственному здоровью (34,5%). Самооценка здоровья разделила всех респондентов на типы, наиболее представленным из которых стал человек с удовлетворительным здоровьем (42,1%) на данный момент. С меньшей частотой встречается человек с действительно хорошим здоровьем (36,6%), среднее и плохое здоровье являются характеристикой 20,7% населения, что практически совпадает с обозначенной нами группой условного риска, но однозначной корреляции между этими группами не наблюдается. В группу абсолютного риска мы относим 7,3% оценивающих себя как действительно больных людей. Производя оценку здоровья своего ближайшего окружения, скорее удовлетворительным его находят 46,9%, полностью удовлетворяет оно 27%. Не довольны состоянием здоровья своего ближнего окружения 24,8% россиян. Причины болезней своих близких респонденты видят прежде всего в наследственности (33,8%), тем самым подтверждая наш тезис о внешнем локусе контроля, в низком уровне жизни (28,9%), в возрасте (22,4%), в низком уровне медицинского обслуживания (21,6%), в стрессах (20,7%). Только 20,3% говорят о собственной безответственности по отношению к своему здоровью. Большая часть групп относительного и абсолютного риска (более 60%) выбирает причину «наследственность». ps202001.4el00035.jpg В рамках исследования были оценены факторы стресса как предполагаемого катализатора запуска рисков для здоровья россиян; их значимость и связь с показателями здоровья представлены в табл. 2. Оценка традиций семьи в плане сохранения здоровья ее членов показала, что данный микрофактор представлен в положительном эквиваленте в 57,4% случаев. Недостаточным вниманием к такому важному ресурсу отличаются 36,2%, отсутствие внимания демонстрируют 6,3%. Значимой корреляции у групп риска в этом вопросе не обнаружено. Конкретизация типичных семейных самосохранительных традиций однозначно склоняется в пользу профилактики заболеваний (45,7%), но 34,8% указали также на приверженность здоровому питанию, 34,7% - на поддержку здорового образа жизни. ps202001.4el00037.jpg В рамках исследования было изучено влияние менталитета, государственной политики в области здравоохранения, религии, развития региона, муниципальных ресурсов, семейных традиций, деятельности, социального капитала и личностных потенций на самосохранительные установки (табл. 3). Изучение стимулов сохранения здоровья у россиян обнаружило, что в качестве основного побудительного мотива выступает желание хорошо себя чувствовать (39,5%) и вырастить своих детей (33,7%). Значимыми мотивами становятся также желание помочь с внуками (29,8%), наслаждаться жизнью (22,9%) и реализовать себя (22,4%). Наиболее весомыми причинами, которые мешают вести более здоровый образ жизни, по мнению опрошенных респондентов, являются загруженность работой и учебой (57,5%), собственная лень и неорганизованность (56,5%), нежелание менять свой образ жизни (49,5%), отсутствие свободного времени (47%) (табл. 4). Диагностика конкретных практик здоровьесбережения показала, что российские граждане отдают преимущество отказу от вредных привычек (48,5%). Важным ресурсом также являются занятия спортом (36,9%), профилактические осмотры (23,6%), внимание к сроку годности и составу продуктов (25,8%), здоровый сон (22,7%). Намерения по оздоровлению своего образа жизни жители центральных регионов сконцентрировали преимущественно на соблюдении режима труда и отдыха (41%), консультациях у высококвалифицированных специалистов (39,5%), своевременном обращении за медицинской помощью (37,4%); 32,3% опрошенных включили в свою «карту будущего» занятия физкультурой, избегание переутомления (33,4%), спокойную реакцию на стресс (30,3%), повышение экологии места проживания и гигиены труда (31,5-31,2%). Многое из перечисленного респонденты делают уже сейчас. Лидерами самосохранительных практик можно считать соблюдение правил личной гигиены (83,4%), отказ от курения (70,0%), двигательную активность (67,3%), ограничения в употреблении алкоголя (66,4%). ps202001.4el00039.jpg ps202001.4el00041.jpg Факторы, преимущественно способствующие увеличению продолжительности жизни, были распределены следующим образом: здоровый образ жизни (91,1%), хорошее здоровье (90,9%), отказ от вредных привычек (89,6%), качественное питание (88,3%), активный образ жизни (87,7%), отсутствие стрессов (87,2%), доступная медицина (86,9%), полноценный отдых (85,0%), экология (84,3%), высокий уровень жизни (81,3%) (табл. 5). Доступность учреждений, позволяющих и помогающих вести здоровый образ жизни, обозначили 52,6% опрошенных, недоступность по причине отсутствия или удаленности таких учреждений указали 26,2%, по причине финансовых ограничений - 21,2%. Большинство опрошенных видят проблемы в организации работы учреждений здравоохранения на территории проживания, связанные с недостаточностью современного оборудования (32,6%), количества специалистов (30,6%), плохой организацией приема (28,6%) и недостаточной квалификацией врачей (28%). Обсуждение Проведенное исследование помогло составить статическую картину самосохранительных установок и установить перспективы их трансформации в демографических трендах. Определяя здоровье как фундамент успешной жизни и ведущую ценность, население центрального региона демонстрирует ментальную готовность к самосохранительным приоритетам, к эффективным формам жизненного поведения. Это подтверждается и ситуацией выбора условий достижения жизненного успеха: в первую очередь это собственные усилия человека (52,1%), во вторую - хорошее здоровье, способности и талант (42,3 и 42,6% соответственно), и только в третью очередь - наличие финансовых средств (37,7%). Таким образом, здоровье респонденты определили в качестве ресурса, социального капитала человека, распоряжение которым может привести к достижению жизненных целей. Но далее мы сталкиваемся с «национальным парадоксом» самосохранительных моделей. Наиболее значимыми факторами, влияющими на здоровье, опрошенные назвали усилия самого человека (44,8%) и наследственность (44,4%). Равенство абсолютно полюсных позиций было и остается характерным для российского менталитета: сочетание одновременно внутреннего и внешнего локуса контроля дает ту нестабильность в динамике показателей, прямо или косвенно демонстрирующих нам эффективные модели самосохранительного поведения. Это подтверждается и другими факторными группами, приоритетно определенными гражданами, которые показывают значимость внешних факторов: экологическая обстановка (31,2%), качество медицинских услуг (36,2%). Но показательным остается для нас исследовательский результат, заключающийся в том, что группа респондентов и условного, и реального риска преимущественно остановила свой выбор на важности наследственности. Мы предполагаем, что внешний локус контроля является первой, возможно, самой важной предпосылкой выбора неэффективных форм здоровьесбережения, отказ от практик самосохранения, возникновения «летальной» стратегии самоуничтожения. «Адрес» здорового человека также подчеркивает бинарность диспозиций относительно локуса контроля в отношении собственного здоровья у жителей центральных регионов. Так, 41,7% указали в качестве самого здорового человека нашей страны жителей экологических территорий и одновременно человека без вредных привычек (31,9%), оптимиста (35,1%), того, кто много внимания уделяет собственному здоровью (34,5%). «Качели» обстоятельств и личной ответственности заставляют сознание груждан удобно балансировать между «повезло» и «заслужил» относительно оценки людей с хорошим здоровьем, тем самым в ряде случаев снимая с себя ответственность за собственное состояние. В своем исследовании, обратившись к фактору стресса, мы хотели определить его роль в формировании профиля здоровья, установить его структуру, перспективу и стрессовую локацию респондентов. Мы определили, что стресс как внешний фактор по отношению к возникновению заболеваний разного рода является достаточно сильным и весомым. Существуют мнения, объясняющие нестабильную и высокую статистику по определенным заболеваниям стрессовыми условиями российских регионов. Нам удалось составить «карту стресса» для Центрального региона России и сделать вывод о риске, в котором находится население данной территории. Так, если распределить все стрессы по 5 уровням представленности в массах, согласно статистическим периодам, то финансовый стресс (50,2%) и стресс, связанный с ближайшим кругом общения (47,9%), с состоянием здоровья близких (47,3%), с работой (47%) и с потерей близких (43%), попадает на третий уровень, стрессы, связанные с семейными отношениями (38,6%), с состоянием собственного здоровья (38,1%),- на второй. Таким образом, почти 50% россиян испытали в разное время более половины видов стрессов. В реальности на день замера наибольшую представленность имеет стресс, связанный с состоянием собственного здоровья (21,7%), со здоровьем близких людей (18,3%), и финансовый стресс (14,2%). Таким образом, мы видим, что, несмотря на второй уровень, стресс, связанный с состоянием здоровья, является перманентным практически для 1/5 населения. Наибольшее влияние на здоровье респонденты видят у стрессов от потери имущества, связанных с бытовыми проблемами и от потери близких людей. По значимости данные стрессы находятся на третьем статистическом уровне. Каждый из указанных видов стресса в достаточной мере отмечен россиянами как потенциально вредный для здоровья, но менее других могут влиять на самочувствие только стрессы, связанные со здоровьем близких, и финансовые стрессы, несмотря на то что по представленности в жизни населения они занимают ведущие места. Помимо стресса мы рассмотрели влияние и других факторов на формирование самосохранительных установок (менталитета, государственной политики в области здравоохранения, религии, развития региона, муниципальных ресурсов, семейных традиций, деятельности, социального капитала и личностных потенций). Определяя ранги положительного воздействия, следует отметить следующие факторы: традиции и уклад семьи родителей (54,7%) и собственной семьи (39,7%), собственные решения и выбор (54,4%), ближний социальный круг (34,6%). Таким образом, позитивное влияние обусловлено факторами первичной социализации и близкой коммуникации, собственными потенциями и ресурсами личности. А вот индифферентными по отношению к самосохранительной социализации стали религия (64,8%), менталитет и исторические архитипы (55,5%), территориальная инфраструктура (55,1%) и региональное развитие (52,7%). Отрицательное влияние всех факторов мало представлено в выборах и редко превышает 10%. Так, наибольшее отрицательное влияние отмечено у внешнего фактора государственной политики в области здравоохранения. Таким образом, мы имеем дело с ситуацией, когда все формы работы по формированию самосохранительных установок должны быть адресованы непосредственно человеку и будущему (или молодому) родителю. Самосохранительные модели россиян были дополнены информацией о ситуации обращения за медицинской помощью. Большинство (46,9%) обращаются в случае крайней ситуации, 27% - когда болеют уже несколько дней. Только 7,7% стараются обратится к врачу при малейшем недомогании, 6% - при необходимости получения официального документа. Такое распределение указывает на низкий уровень доверия к официальной медицине, подтвержденный данными предыдущих вопросов. В большинстве своем это же является причиной запущенных форм, перешедших бесконтрольно в острую или хроническую стадию. Логичным продолжением серии вопросов о медицинском обслуживании стал вопрос о доверии современной медицине. Неоднозначные ответы получены на этот вопрос от респондентов. Большинство (42,1%) высказывают свое доверие медицине (хотя предпочитают не обращаться к врачам, судя по предыдущему вопросу). Предпочитают самолечение 27%, а платные услуги - 20,5%. Большинство опрошенных видят проблемы в организации работы учреждений здравоохранения на территории проживания, связанные с недостаточностью современного оборудования (32,6%), количеством специалистов (30,6%), плохой организацией приема (28,6%) и недостаточной квалификацией врачей (28%). Материальный и кадровый ресурс - вот основные дефициты, не позволяющие считать медицинскую помощь в регионах удовлетворительной. Продолжительность жизни - один из важнейших показателей ее качества, а также эффективности используемых в государстве моделей самосохранительного поведения. Один из мотивов сохранения собственной жизни - это желание жить. Так, большинство (75,9%) опрошенных высказали такое желание, затруднение этот вопрос вызвал у каждого пятого (20,6%). Весомую корреляцию у затруднившихся с этим ответом и ответивших отрицательно мы находим в группе относительного риска. Желание жить обусловлено у большинства выбравших такой ответ (58,1%) жаждой увидеть и испытать как можно больше. Заботой о благосостоянии близких вызван данный ответ у 30,6%, нежеланием расставаться с ними у 25,7%; 22,9% хотели бы пользоваться полученными благами, а 20,5% - завершить «дело жизни». Нежелание жить долго обусловлено у большинства боязнью стать обузой для своих близких (57,4%) или, напротив, остаться одиноким (34,9%), что сопряжено с ответом, в котором скрыт страх пережить своих родных (24,4%). Страх болезней и страх плохого качества жизни подвигают на такой ответ 19 и 15,7% респондентов соответственно. Заключение Самосохранительное поведение как единица анализа и самостоятельная категория, интересная с позиции социальных рисков и жизненных стратегий, начинает восприниматься как важный государственный показатель социального развития общества на пути цивилизационного прогресса. Несмотря на полиморфичность данного понятия в исследовательских концепциях зарубежных и российских ученых, большинство из них придерживаются позиции, что самосохранительное поведение - это система действий и отношений, направленных на сохранение здоровья в течение полного жизненного цикла, на установку продления срока жизни в пределах этого цикла. Проведенный теоретический анализ позволяет установить сложный и междисциплинарный характер данной категории и дать рассматриваемому понятию следующее определение: самосохранительное поведение - это сознательная деятельность индивида, направленная на поддержание оптимальных параметров биологического, психологического и социального здоровья и минимизацию объективно существующих угроз и субъективно осознаваемых рисков. Поведенческие модели в сфере здоровья могут быть представлены как уникальные конфигурации индивидуальных и общественных элементов, объединенных общей темой (темой поддержания здоровья и продления жизни) и определяющих не только их содержание, но и соотношение между собой. Из всех теоретически возможных вариаций поведения на первый план в том или ином обществе будут выходить те модели, которые наиболее успешно поддерживают сложившийся общественный порядок, т. е. способствуют сохранению целостности и оптимальных параметров жизнедеятельности системы. Таким образом, можно говорить об обусловливающей роли внешних факторов, выступающих в качестве границ конфигурации, в рамках которых и происходит формирование индивидуальных стратегий самосохранительного поведения. Результатом нашего исследования стал общий портрет жителя ЦФО, его выбор по отношению к самосохранительным моделям. Самооценка жителей рисует нам достаточно благополучный по здоровью округ. Как правило, для среднего представителя центральных регионов характерно осознание ценности здоровья и здорового образа жизни и даже приоритет ее по отношению к другим ценностям. Здоровье осознается жителями как ресурс, ведущий к глобальному успеху на жизненном пути, и одновременно как источник постоянной заботы и даже стресса. При этом амбивалентность локуса контроля за своим здоровьем не дает в полной мере взять ответственность за его состояние на себя - мнение о роли внешних, зачастую нерегулируемых факторов (например, наследственность) создает лакуны, позволяющие объяснить неуспех на этом поприще. Основные факторы, определяющие будущие самосохранительные стратегии, позволяют сделать вывод о необходимости сконцентрировать все функции институтов социализации на семье и личности молодого человека для создания необходимых моделей поведения и установок, которые он мог бы передать своим детям в дальнейшем. Для жителей центрального региона в принципе характерны самосохранительные формы поведения, есть установка на их использование в будущем, однако все форматы участия медицинских организаций в здоровьесбережении не используются в данный момент большинством жителей. Жители центральных регионов предпочитают взаимодействие с медицинскими учреждениями уже по факту наступления проблемы со здоровьем. Низкое доверие к официальной медицине обусловлено также осознанием острого ресурсного дефицита (прежде всего кадрового), что обусловливает форс-мажорный характер взаимодействия. Обращаясь к социальному портрету группы относительного риска с позиции мотивированности к соблюдению правил самосохранительного поведения, следует говорить о людях, имеющих преимущественно внешний локус контроля, определяющих значимость внешних факторов и снимающих ответственность за свое поведение с себя. Группа потенциального риска предпочитает самолечение, избегает взаимодействия с медицинскими учреждениями, игнорирует профилактические осмотры либо посещает их под давлением внешних обстоятельств. Важной характеристикой данной группы является низкая мотивированность на значительную продолжительность жизни. Группа абсолютного риска характеризуется уже свершившейся рисковой ситуацией, для нее, как правило, характерен повышенный интерес к собственному здоровью при сохранении устойчивого внешнего локуса контроля. Исследование выполнено в рамках государственного задания НИУ «БелГУ» на 2017 год, проект № 28.7195.2017/БЧ «Риски и тренды самосохранительного поведения населения центральных регионов Российской Федерации». Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.About the authors
I. S. Shapovalova
The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education “The Belgorod State National Research University”
Email: shapovalova@bsu.edu.ru
S. A. Vangorodskaya
The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education “The Belgorod State National Research University”
O. N. Polukhin
The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education “The Belgorod State National Research University”
A. P. Peresypkin
The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education “The Belgorod State National Research University”
A. V. Kisilenko
The Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education “The Belgorod State National Research University”
References
- Вялов И. С. Особенности формирования и управления самосохранительным поведением студентов (на примере студентов Российского университета дружбы народов). М.; 2011.
- Журавлева И. В. Отношение к здоровью индивида и общества. М.: Наука; 2006.
- Шилова Л. С. Самосохранительное поведение пациентов в условиях модернизации первичной медицинской помощи. М.; 2012.
- Антонов А. И. Микросоциология семьи (методология исследования структур и процессов). М.: Издательский дом «Nota Bene»; 1998.
- Волкова М. Б. Здравоохранительное поведение населения в условиях российских социально-экономических трансформаций. Саратов; 2005.
- Зелионко А. В. Обоснование организационно-профилактических мероприятий по совершенствованию системы формирования здоровьесберегающего поведения и улучшения качества жизни населения. СПб.; 2016.
- Поздеева Т. В. Научное обоснование концепции и организационной модели формирования здоровьесберегающего поведения студенческой молодежи. М.; 2008.
- Шабунова А. А., Шухатович В. Р., Корчагина П. С. Здоровьесберегающая активность как фактор здоровья: гендерный аспект. Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. 2013;(3):123-32.
- Яковлева Н. В. Здоровьесберегающее поведение человека: социально-психологический дискурс. Личность в меняющемся мире: здоровье, адаптация, развитие. Электронный научный журнал Рязанского государственного медицинского университета им. акад. И. П. Павлова. 2013;(3):70-9.
- Расказова Е. И., Иванова Т. Ю. Мотивационные модели поведения, связанного со здоровьем: проблема «разрыва» между намерением и действием. Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2015;12(1):105-30.
- Vangorodskaya S. A. Factors of self-preservation behavior of regional population (according to the results of empirical studies). Research Result. Sociol. Manag. 2018;4(2):13-26.
- Вангородская С. А. Основные тренды и риски самосохранительного поведения населения региона (по материалам качественного исследования). В сб.: Шпырко О. А., Хапаев В. В., Рубцов С. И. (ред.). Ломоносовские чтения - 2019. Материалы ежегодной научной конференции МГУ. Севастополь; 2019. С. 125-6.
- Вангородская С. А. Семья как детерминанта самосохранительного поведения россиян. В кн.: Рязанцев С. В., Ростовская Т. К. (ред.). Национальные демографические приоритеты: новые подходы, тенденции, Сер. «Демография. Социология. Экономика». М.; 2019. С. 41-4.
- Shapovalova I. S., Vangorodskay S. A., Peresypkin A. P., Gerashchenko V. M., Shumakova I. A. Self-preserving behaviour of Russian people: factors and dispositions. Revista Publicando. 2018;5(3):564-70. Режим доступа: https://www.rmlconsultores. com/revista/index.php/crv/article/view/1969 (дата обращения 05.10.2019).
- Shapovalova I. S., Vangorodskay S. A., Kisilenko A. V. El consumo de alcohol como determinante de la mortalidad de población rusa. Revista Dilemas Contemporáneos: Educación, Política y Valores. 2019;6(8). Edición Especial. Режим доступа: https://dilemascontemporaneoseducacionpoliticayvalores.com/_files/200005390-3fd0a40cbf/EE%2019.07.08%20El%20consumo%20de%20alcohol%20como%20determinante%20de%20la%20mortalidad.pdf (дата обращения 05.10.2019).